black_marya (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
black_marya) wrote2009-12-28 09:48 pm
black_marya) wrote2009-12-28 09:48 pm
Испанская танцовщица
Умолкает птица.
Наступает вечер.
Раскрывает веер
испанская танцовщица.
Звучат удары
луны из бубна,
и глухо, дробно
вторят гитары.
И черный туфель
на гладь паркета
ступает; это
как ветер в профиль.
О, женский танец!
Рассказ светила
о том, что было,
чего не станет.
О -- слепок боли
в груди и взрыва
в мозгу, доколе
сознанье живо.
В нем -- скорбь пространства
о точке в оном,
себя напрасно
считавшем фоном.
В нем -- все: угрозы,
надежда, гибель.
Стремленье розы
вернуться в стебель.
В его накале
в любой детали
месть вертикали
горизонтали.
В нем -- пыткой взгляда
сквозь туч рванину
зигзаг разряда
казнит равнину.
Он -- кровь из раны:
побег из тела
в пейзаж без рамы.
Давно хотела!
Там -- больше места!
Знай, сталь кинжала,
кому невеста
принадлежала.
О, этот танец!
В пространстве сжатый
протуберанец
вне солнца взятый!
Оборок пена;
ее круженье
одновременно
ее крушенье.
В нем сполох платья
в своем полете
свободней плоти,
и чужд объятья.
В нем чувство брезжит,
что мирозданье
ткань не удержит
от разрастанья.
О, этот сполох
шелков! по сути
спуск бедер голых
на парашюте.
Зане не тщится,
чтоб был потушен
он, танцовщица.
Подобно душам,
так рвется пламя,
сгубив лучину,
в воздушной яме,
топча причину,
виденье Рая,
факт тяготенья,
чтоб -- расширяя
свои владенья --
престол небесный
одеть в багрянец.
Так сросся с бездной
испанский танец.
Как спичка, чиркнув, прежде чем огнем
заняться, точно в спешке безотчетной,
разбрасывает искры, - так рывком,
как вспышку, в расступившихся кружком
она бросает танец искрометный.
И вдруг - он пламя с головы до пят.
Взметнула взгляд, и волосы горят,
рискованным искусством полоня,
и ввинчивает платье в глубь огня,
откуда, точно змеи, в дрожь бросая,
взмывают руки, дробный стук ссыпая.
Потом: огня как будто мало ей,
она бросает вниз его скорей
и свысока глядит с улыбкой властной.
как он простерся, все еще опасный,
и бешенства не прячет своего.
Но, победительно блестя очами,
она с улыбкой сладостной его
затаптывает в землю каблучками.
Райнер Мария Рильке (1907)
Так удивительно найти столь остро то же ощущение "нравится" - "не нравится", "искреннее" - "пафосное", "самораскрытие" - "самоутверждение", - но не в танце, а в поэзии. Нет, правда, от Бродского душа парит, а Рильке словно и правда в землю затаптывает... И не сказать, что я так люблю Бродского... или не люблю (просто и не знаю, честно говоря) Рильке.
И ведь я, грешным делом, думала, разница вся в таланте и в его отсутствии. Но на великих поэтов не хочется возводить напраслину и рубить сплеча. И вот теперь меня тянет уйти вглубь, в философию. А чего там искать, чего там хорошего? Аполлоническое и дионисийское начала?
Буду думать дальше...
Наступает вечер.
Раскрывает веер
испанская танцовщица.
Звучат удары
луны из бубна,
и глухо, дробно
вторят гитары.
И черный туфель
на гладь паркета
ступает; это
как ветер в профиль.
О, женский танец!
Рассказ светила
о том, что было,
чего не станет.
О -- слепок боли
в груди и взрыва
в мозгу, доколе
сознанье живо.
В нем -- скорбь пространства
о точке в оном,
себя напрасно
считавшем фоном.
В нем -- все: угрозы,
надежда, гибель.
Стремленье розы
вернуться в стебель.
В его накале
в любой детали
месть вертикали
горизонтали.
В нем -- пыткой взгляда
сквозь туч рванину
зигзаг разряда
казнит равнину.
Он -- кровь из раны:
побег из тела
в пейзаж без рамы.
Давно хотела!
Там -- больше места!
Знай, сталь кинжала,
кому невеста
принадлежала.
О, этот танец!
В пространстве сжатый
протуберанец
вне солнца взятый!
Оборок пена;
ее круженье
одновременно
ее крушенье.
В нем сполох платья
в своем полете
свободней плоти,
и чужд объятья.
В нем чувство брезжит,
что мирозданье
ткань не удержит
от разрастанья.
О, этот сполох
шелков! по сути
спуск бедер голых
на парашюте.
Зане не тщится,
чтоб был потушен
он, танцовщица.
Подобно душам,
так рвется пламя,
сгубив лучину,
в воздушной яме,
топча причину,
виденье Рая,
факт тяготенья,
чтоб -- расширяя
свои владенья --
престол небесный
одеть в багрянец.
Так сросся с бездной
испанский танец.
Иосиф Бродский (1993)
Как спичка, чиркнув, прежде чем огнем
заняться, точно в спешке безотчетной,
разбрасывает искры, - так рывком,
как вспышку, в расступившихся кружком
она бросает танец искрометный.
И вдруг - он пламя с головы до пят.
Взметнула взгляд, и волосы горят,
рискованным искусством полоня,
и ввинчивает платье в глубь огня,
откуда, точно змеи, в дрожь бросая,
взмывают руки, дробный стук ссыпая.
Потом: огня как будто мало ей,
она бросает вниз его скорей
и свысока глядит с улыбкой властной.
как он простерся, все еще опасный,
и бешенства не прячет своего.
Но, победительно блестя очами,
она с улыбкой сладостной его
затаптывает в землю каблучками.
Райнер Мария Рильке (1907)
Так удивительно найти столь остро то же ощущение "нравится" - "не нравится", "искреннее" - "пафосное", "самораскрытие" - "самоутверждение", - но не в танце, а в поэзии. Нет, правда, от Бродского душа парит, а Рильке словно и правда в землю затаптывает... И не сказать, что я так люблю Бродского... или не люблю (просто и не знаю, честно говоря) Рильке.
И ведь я, грешным делом, думала, разница вся в таланте и в его отсутствии. Но на великих поэтов не хочется возводить напраслину и рубить сплеча. И вот теперь меня тянет уйти вглубь, в философию. А чего там искать, чего там хорошего? Аполлоническое и дионисийское начала?
Буду думать дальше...