Harry Potter and the Childish Adult
Apr. 10th, 2012 02:59 pmThe easy question first. Freud described what he called the 'family romance,' in which a young child, dissatisfied with its ordinary home and parents, invents a fairy tale in which it is secretly of noble origin, and may even be marked out as a hero who is destined to save the world. In J. K. Rowling's books, Harry is the orphaned child of wizards who were murdered trying to save his life. He lives, for unconvincingly explained reasons, with his aunt and uncle, the truly dreadful Dursleys, who represent, I believe, his real 'real' family, and are depicted with a relentless, gleeful, overdone venom. The Dursleys are his true enemy. When he arrives at wizarding school, he moves into a world where everyone, good and evil, recognizes his importance, and tries either to protect or destroy him.
( Read more... )
Детские рисунки
Mar. 2nd, 2012 10:46 pmУ нас в университете нонче была выставка детских рисунков - я пробегала мимо, замотанная, по делам, но зависла на пол часа и пришла несообразно счастливая, с улыбкой до ушей и восторженными словоизлияниями.
Было это примерно так...
Романов Дмитрий, 11 лет, Чапаев
No one remembers you at all
Feb. 9th, 2012 02:33 pmПоначалу я хотела сказать, что Холлингхерст пишет своего рода "детектив чувств": он не описывает развернуто и слегка занудно переживания своих героев. В его романе нет многословного "внутреннего я" персонажей. Но есть большее - жесты, слова. Все это вроде бы банально и ни о чем. Но при этом "интрига" внутренней жизни прочитывается безусловно. Более точно, мне кажется, сказать, что он выписывает своих героев в поразительной чуткостью и настроенностью на них, той, которая никоим образом не идеализирует и не высвечивает достоинства во искупление всех недостатков. Нет, это сокровенная прозорливость влюбленного к малейшему жесту и слову дорогого человека.
С такой же хирургической точностью он выбирает временной срез, позволяющий вполне раскрыть подспудную жизнь Англии.
1913 год: музыка Вагнера, разговоры о Германии и ожидание войны, мальчишеская готовность сложить голову за свою страну, любовь к родному дому, гордость своим наследием, Кембридж и его традиции, частью достославные, частью замалчиваемые, ожидания молодых людей на пороге жизни.
1926: артистическая богема и новые веяния, отречение от кажущего неуместным, громоздким, смешным наследия прошлого, презрение к викторианской эпохе, на грани осознания - память в войне, боль о погибших, стремление возвеличить вспоминания о них, нарочитость, на полях жизни - позирование перед прессой, позирование перед самим собой, стремление перевернуть собственную жизнь.
1967: непонятная нам веха - отмена закона против гомосексуальных связей, новые ожидания, новая открытость, сближение социальных полюсов, одновременно и измельчание английской жизни, незримо увязанное с закатом Британской империи, и ностальгия по былому.
1980: память и забвение, неузнаваемо изменившийся быт, тщетные попытки биографа воссоздать ушедшую жизнь.
2008: новая открытость, иной ритм жизни, придавший иную переспективу устремлениям прежних поколений.
Неудивительно, что я хотела уподобить роман детективу, с его единством времени и действия. В каждый временной пласт, в каждую новую часть романа читатель падает, как в омут, не узнавая ни лиц, ни имен, ни отношений. Но затем в ритуалах обыденной жизни, разговорах и намеках восстанавливаются и повествовательные связи, и характеры, и взаимоотношения.
Для меня этот роман прочитывается как роман о памяти и забвении. Ключевая фигура - Сесил Валас, своего рода аристократический Руперт Брук, ослепительно живой в первой части, собирающий вокруг себя по праву харизмы, избалованности, таланта всех прочих героев, но уже во второй части - бесповоротно исчезающий из повествования (он убит на войне). Его биография - и предмет изысканий, и объект памяти. Память, которая со временем стирается, по мере того, как мертвеет поддерживающяя ее любовь. Под конец остаются только сноски в исследованиях о литературной жизни предвоенной Англии.
Без любви память обращается прах, рассыпаясь в руках...
( Read more... )
Juan Laurent: испанские персоны 19 века
Jan. 27th, 2012 12:28 am

Juan Laurent
Courtship
1870s
Albumen print
33.4 x 25.3 cm
( Много старинных фотографий в произвольном порядке )
Степные боги
Oct. 22nd, 2011 01:57 pm"Предрассветная степь лежала перед ним, безмолвно обещая множество путей, маня сделать шаг, раствориться в ней, стать полынью. Воздух был неподвижен, как скорбь, как утрата близкого человека или как великий артист, которому не нужны жесты, чтобы выразить самые глубокие чувства."
Степь задает ритм романа: "она, естественно, предполагает длинные, синтаксически развернутые конструкции, историческую фактуру и линейность повествования". Степь кажется, мерещится, манит, обманывает. Это и детские игры "в войну", "поиски Гитлера", волчонок, которого мальчишка выдает за щенка, жаворонок, которым он мечтает стать, погибнув на войне, загадка шахты, в которой умирают один за другим пленные японцы, запрятанная где-то контрабандная водка, поджидающая смерть, обереги ушедших с нажитых мест бурят, память, ненависть неотличимая от любви.
Степь как необъятное пространство и пустота империи, которое каждый человек заполняет чем-то своим... "В романе ведь империи как таковые отсутствуют. Мимо станции идут эшелоны на какую-то далекую войну…
Но эти двое — русский мальчишка и пожилой японский военнопленный врач — они выброшены из своих имперских систем. Им нужно их чем-то замещать, понимаете? "
Роман в общем-то краток. Нет, точнее, он сокращен. Поначалу роман задумывался как "эпос в шолоховском стиле", и это ощущение о него сохраняется. Язык то лиричен, то обыденно груб. Герои, показанные глазами десятилетнего мальчишки, немножко "ненастоящие", как все взрослые в восприятии детей. Тем не менее все характеры и секреты прочитываются безусловно. После, на вырост.
Именно в этом простодушном "на вырост" и заключена сила романа, который в общем-то говорит о человеке и империи. Русском мальчишке и японском самурае. "Поиски национальной самоидентификации, возрождение — давайте назовем его так — имперского мышления очевидно предполагают некую внутреннюю агрессию. Интеллектуальную агрессию в том числе. И самая сильная по агрессивности тема — это, конечно, тема войны. Попытка исследования войны (по крайней мере у меня) есть явный отклик на то, что происходит сейчас с Россией. Она усиливается."
И пусть к империям я отношусь равнодушно, роман достойный.
Вообще, имя Bageerah мужское. Гораздо чаще оно встречается в форме “Багир” (в том числе у некоторых народов России). В оригинале образ Багиры совершенно однозначен - это герой-воин, снабженный ореолом романтического восточного колорита. Он противопоставлен Шер-Хану как благородный герой разбойнику. В модель поведения аристократичного джигита вписываются и его инициатива примирения враждующих сторон с помощью выкупа за Маугли, и его ретроспективно рассказанная история о пленении и побеге (последнее - топос ориенталистской литературы). Отношения Багиры и Маугли в оригинале - это отношения мужской дружбы, а вовсе не материнства/сыновства. Превращение Багиры в самку делает ясный и прозрачный киплинговский сюжет затруднительным для понимания: зачем, например, удвоение материнской опеки - разве Волчица не справляется с обязанностями по воспитанию Маугли? Затуманивается истинная природа отношений между Багирой и Шер-Ханом (герой - антигерой). Наконец, при такой трактовке образа Багиры выпадает целый ряд фрагментов из новеллы “Весенний бег”, с которыми переводчица просто не в состоянии справиться.
Речь идет об одном из самых прекрасных в мировой литературе лирических изображений пробуждения юношеской сексуальности. В переводе Н. Дарузес от этих частей текста остаются только неясные намеки. Можно, конечно, предположить, что здесь сыграла свою роль советская цензура, - хотя и удивительно, что текст, вполне годившийся для викторианских подростков, мог быть сочтен неприемлемым для советских. Но, по крайней мере частично, причиной редактуры служит именно смена пола Багиры. В оригинале Багира готовится к свиданию с самкой, и смысл вопроса Маугли (к лицу ли Багире резвиться и кататься кверху лапами?) совершенно очевиден: Маугли обвиняет Багиру в недостаточно мужественном поведении. Маугли испытывает и мальчишескую ревность - оттого что Багира, прямо-таки в соответствии с песней о Стеньке Разине, “на бабу променял” боевую мужскую дружбу, и, сам себе еще не отдавая в этом отчета, - зависть, так как обнаруживается, что у Багиры есть что-то, чего нет у него. В переводе из диалога Маугли и Багиры трудно извлечь какой-либо внятный смысл, кроме того, что Маугли почему-то недоволен. Само развитие событий в результате выпадения нескольких важных фрагментов утратило в “Весеннем беге” стройность и логику, так как выпала смысловая ось всей новеллы: Маугли считает, что боевые друзья предали его, увлекшись чем-то, с его точки зрения, недостойным мужчин. Разумеется, при женском облике Багиры ревность Маугли меняет вектор, и вся психологическая драма приобретает непредусмотренные зоофильские тона - поэтому вполне понятна попытка Н. Дарузес свести к минимуму психологизм и эротизм Киплинга путем радикального сокращения текста.
( ... )
Mrs Beeton could not bring herself to write the word 'trousers' and so when she writes about how a valet should dress his master she omits the word, and the item, altogether. The dread word was replaced by the 'unmentionables' or 'the indescribables', 'the inexplicables' or the 'inexpressibles'. 'Leg' got away with being 'limb'. But Mrs Beeton's chap's lower limbs were trouserless.
Из нового образовательного стандарта
Mar. 19th, 2011 02:19 pm...
осознание сущность и значения информации в развитии современного общества; владение основными методами, способами и средствами получения, хранения, переработки информации;
имением навыков работы с компьютером как средством управления информацией...
( Хотела сделать паузу, но в сообществе en_ru_idioma меня заставили перевести и откомментировать, так что не утащить к себе свой же пост было невозможно. Дальше мой перевод и есть )
Война за независимость
Mar. 10th, 2011 01:47 pmЗвучание языка также менялось. Смешение диалектов, начавшееся еще на пути в Новый Свет, привело к тому, что ни один из акцентов не получил преобладания. ... В любых двух английских графствах говорили на диалектах, различавшихся куда больше, чем английский в двух разных американских штатах. ... Американцы были убеждены, что они не просто говорят по-английски правильно, а даже лучше, чем в самой Англии.
В пылу борьбы за независимость некоторые американцы якобы полагали, что Америка должна разорвать и последние связи с Англией - сделать своим языком французский, иврит или даже, возможно, греческий. Это, скорее всего, миф. ... но они попытались сделать свой английский язык лучшим в мире.
...
Вебстер хотел научить Америку правильно писать. Отсутствие орфографических ошибок стало стандартом качества образования на всей территории Америки, и именно тогда появились столь популярные американские 'spelling bee' (орфографические турниры)...
Вебстер, как и большиство реформаторов, апеллировал к логике. Поэтому словам 'colour' и 'honour' пришлось избавиться от нелогичного 'u', а 'waggon' покатился дальше уже с одной буквой 'g'. Слово 'traveller' потеряло второе 'l', плуг из 'plough' превратился в 'plow', а 'theatre' и 'centre' стали 'theater' и 'center'...
Позабытая память
Feb. 24th, 2011 01:09 pmКак же много незамечаемой нами истории хранит язык! Читаю удивительно увлекательную книжку Melvyn Bragg's 'The Adventure of English', добралась до нормандского завоевания и, соответственно, пласта французских слов в английском языке:
Англоязычные крестьяне разводили скот, например, коров, до сих пор называемых староанглийским словом 'ox' или, чаще, 'cow'. Франкоязычные феодалы ели блюда из мяса, которое подавалось к их столу и называлось 'beef'. Точно так же английская 'sheep' (овца) делалась французской 'mutton' (ягнятиной), 'calf' (теленок) становился 'veal' (телятиной), 'deer' (олень) назывался 'venison' (оленятина), 'pig' (свинья) превращалась в 'pork' (свинину) - и так каждый раз: животное английское, а мясо французское.
Сладкая жизнь
Feb. 13th, 2011 11:34 pmИнгредиенты:
6 желтков
1,5 стакана сахара
3 ст. ложки муки
2 стакана молока
1 стакан кофе
В среднего размера кастрюльке желтки растереть с сахаром добела. Понемножку натрусить муку, если смесь станет слишком густой - разбавить слегка молоком (из первого стакана). Перемешать как следует, чтобы не было комочков.
Вылить первый стакан молока, перемешать.
Сварить крепкий кофе (в турке). Мне обычно лень ждать, когда он остынет, поэтому полстакана кофе я доливаю холодным молоком. Дважды. Чтобы гуща не попала в крем, наливать кофе с молоком в кастрюльку через марлю.
Варить крем на маленьком огне, постоянно помешивая, пока не загустеет до консистенции жидкой сметаны. При остывании крем станет еще погуще и еще вкуснее.