The Stranger's Child. Этот роман я ждала 5 лет. Время, угаданное заранее, ведь Алан Холлингхерст с 1988 года публикует по роману каждые 4 года. Это, собственно говоря, единственная причина, по которой я еще не писала о нем здесь, хотя Холлингхерст - один из любимых моих авторов, которого я готова рекомендовать всем, несмотря на гейскую тематику его романов. Поэтому я не осмелюсь назвать его классиком, хотя, более обтекающе, скажу - его проза, вопреки всем модным тенденциям современности, оставляет ощущение классического романа, сдержанно точного в своем психологизме.
Поначалу я хотела сказать, что Холлингхерст пишет своего рода "детектив чувств": он не описывает развернуто и слегка занудно переживания своих героев. В его романе нет многословного "внутреннего я" персонажей. Но есть большее - жесты, слова. Все это вроде бы банально и ни о чем. Но при этом "интрига" внутренней жизни прочитывается безусловно. Более точно, мне кажется, сказать, что он выписывает своих героев в поразительной чуткостью и настроенностью на них, той, которая никоим образом не идеализирует и не высвечивает достоинства во искупление всех недостатков. Нет, это сокровенная прозорливость влюбленного к малейшему жесту и слову дорогого человека.
С такой же хирургической точностью он выбирает временной срез, позволяющий вполне раскрыть подспудную жизнь Англии.
1913 год: музыка Вагнера, разговоры о Германии и ожидание войны, мальчишеская готовность сложить голову за свою страну, любовь к родному дому, гордость своим наследием, Кембридж и его традиции, частью достославные, частью замалчиваемые, ожидания молодых людей на пороге жизни.
1926: артистическая богема и новые веяния, отречение от кажущего неуместным, громоздким, смешным наследия прошлого, презрение к викторианской эпохе, на грани осознания - память в войне, боль о погибших, стремление возвеличить вспоминания о них, нарочитость, на полях жизни - позирование перед прессой, позирование перед самим собой, стремление перевернуть собственную жизнь.
1967: непонятная нам веха - отмена закона против гомосексуальных связей, новые ожидания, новая открытость, сближение социальных полюсов, одновременно и измельчание английской жизни, незримо увязанное с закатом Британской империи, и ностальгия по былому.
1980: память и забвение, неузнаваемо изменившийся быт, тщетные попытки биографа воссоздать ушедшую жизнь.
2008: новая открытость, иной ритм жизни, придавший иную переспективу устремлениям прежних поколений.
Неудивительно, что я хотела уподобить роман детективу, с его единством времени и действия. В каждый временной пласт, в каждую новую часть романа читатель падает, как в омут, не узнавая ни лиц, ни имен, ни отношений. Но затем в ритуалах обыденной жизни, разговорах и намеках восстанавливаются и повествовательные связи, и характеры, и взаимоотношения.
Для меня этот роман прочитывается как роман о памяти и забвении. Ключевая фигура - Сесил Валас, своего рода аристократический
Руперт Брук, ослепительно живой в первой части, собирающий вокруг себя по праву харизмы, избалованности, таланта всех прочих героев, но уже во второй части - бесповоротно исчезающий из повествования (он убит на войне). Его биография - и предмет изысканий, и объект памяти. Память, которая со временем стирается, по мере того, как мертвеет поддерживающяя ее любовь. Под конец остаются только сноски в исследованиях о литературной жизни предвоенной Англии.
Без любви память обращается прах, рассыпаясь в руках...
( Read more... )