black_marya

... они, конечно, не прошли, но не поделиться этим сейчас же я не могу.

Искала книжков на почитать, чтобы по-испански. Нашла...



Это, бесспорно, вне конкуренции. Но вообще там же много чудного:
The Spanish Prince's Virgin Bride; A Spanish Vengeance; Spanish Magnate, Red-Hot Revenge, The Spanish Conquest; Kept by the Spanish Billionaire; Surrender to Her Spanish Husband; The Secret Spanish Love-Child...

Посмотреть что-ли, а что даст поиск по слову Russian?!!

Постмодернисткий роман, в котором контексты и образы прочитываются на 100% - это совершенно непередаваемое ощущение. Странное. Видна и вся творческая кухня писателя, и вся изнанка романа, словно вышивка с изнаночной стороны, мгновенно прочитываются имена и тайные смыслы. Отдельно странно, что знакомая и любимая с детства сказка о Марье Моревне рассказывается на английском языке... И та радость новизны, которую Катерина Валенте вкладывает в обыденные вещи - клейстер, банки, горчичники, маринованные огурчики... конечно же, водку и икру...  Насыщенность простыми и понятными вещами, описанными с таким восторгом и энциклопедической точностью, выводит повествование на грань анекдотического... Впрочем, когда экспозиция, вводящая столь любовно в столь знакомый контекст, завершается, вышивка становится гуще, фантазия - безудержнее, и сказка становится полнокровной и живой. Уже не старательно русской, а запредельной. Контекст затмевается новым видением и новыми смыслами. И город Кощея, и его смерть по-настоящему живые. Как и сам Кощей. Если не прочтете роман, не поверите, каким трогательно, мучительно живым и притягательным...

Выставка Кандинского сравнительно небольшая и значительной частью состоит из этюдов, захватывая период 1903-1912 гг., связанный с "Синим всадником".

Но как интересно и напряженно - искать ключи к Кандинскому, пробиваясь сквозь хаос, густоту и направленность мазков, сквозь чистоту и плоскостность красок... Мазки в какой-то момент становятся ветром, цвета организуют пространство и, видимо, мир. Белый скрепляет контрасты. Синий определяет пределы. Зеленый связует. Теплые бежевые и красные рисуют плоскости материального мира. Повторяющиеся символы: дороги, храмы, реки, горы, холмы. Удивительно, но звучной и понятной стала, тоже впрочем представленная более легко прочитываемым этюдом, Композиция VII.
( Осторожно, картины )

Утащила из блога Катерины Валенте...

It's well know around here that justbeast's father tells the best stories. His delivery is awesome, and they are always improbable and hilarious and often unintentionally upsetting to the American girl who has to be jolted occasionally into the Soviet sense of humor.

...
A man takes his young son to the construction site where he works and tells the foreman: "I need a job for my boy, please help me out. He's a good worker, he only needs something simple."

The foreman says: "Of course! We can get him working on this site right away, carrying and measuring and hammering, what have you. 100 rubles a month!"

The man says: "Oh no, that's too much! You're too generous! We only need a job that pays 30 rubles a month!"

The foreman frowns sadly. "I'm sorry my friend. For that kind of job you need a PhD."

Обложка красивая, но книжка-то должна быть вариацией сказки про Марью Моревну и Кащея Бессмертного... в сталинской России... Интересно, что же проассоциировал художник? Хотя... хоругви, вороны, "воронок"... Или это не "воронок"?

1. Не думай.
2. Думаешь... не говори.
3. Думаешь и говоришь... не пиши.
4. Думаешь, говоришь и пишешь... не подписывайся.
5. Думаешь, говоришь, пишешь и подписываешься... не удивляйся.

По странной причуде кого-то из сотрудников Первого канала после "Царя" Лунгина в сетку вещания в первом-то часу ночи поставили мультик "Про Федота стрельца". Как ни странно, пошло очень хорошо. В общем-то, и то, и другое - авторская сказка. И что-то черпают они из одного источника... ведь в русской сказочной традиции царь вечно нескладеха, недотепа, неумеха, безвольный и, в общем, ни плохой и ни хороший человек. Юродивый, но только не Богом одержимый, а нечистым. Чуть что не по его воле - бедняга уже бьется в истерике. Этим-то и похожи. Даже визуальный ряд... та первая сцена, когда Мамонов срывается с высокого крыльца, вниз по ковровой дорожке... ну разве не напоминает сценку, когда бедолага царь, не добившись успеха у Маруси, катится вниз по лестнице и заматывается в красную ковровую дорожку? Юродивый, да. "Где мой народ?" (Ну почти - "А король-то голый!") И чем Малюта Скуратов не типаж Генерала? И служака верный, и семьянин добрый, и негодяй порядочный. Да и войско опричное - чем не Баба Яга? (метлы даже имеются...) Баланс страха, выгоды, приятельства во взаимоотношениях вполне тот.



Только "Царь" - проект куда более коммерческий, если не по сути, то по принципу работы с материалом. Тут и Апокалипсис, и "жена облечена... в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее; и на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным". Честное слово, лучше царица смотрелась бы только в черном обтягивающем латексе. Хотя художник по костюмам и так расстарался.



Тут и сиротка, и чудотворная иконка, и гром небесный, и гладиаторские бои, и мавзолей, и что-то совсем непотребное...



И инженер Леонардо, и Вилле Хаапасало и его пыточный городок, использующий (конечно же!) технический принцип ветряной мельницы Леонардо. Хотя что уж тут мелочиться - а как вам сцена, где прихожане только что не на куски рвут митрополита?

И во всем этом чисто русский размах, винегрет - так побольше, да пихай в него все что в доме завалялось, вкуснее выйдет.

Картина получилась, как, несомненно, и задумывалось, вневременная. Единственное, в чем чувствуется время, и не нынешнее, а то, - это в образе митрополита Филиппа. И не в его святости, нет, напротив. Янковский играет не столько инока, сколько боярина. И исторической правды больше в этом противостоянии царя и боярина, чем в иступленных молитвах, призывах к милосердию, богоискательстве. И лишние тут библейские ассоциации и цветущие яблони в весеннем месяце нисане. Но именно к Богу больше всего обращает своих героев Лунгин. Град земной и град небесный, Антихрист и Христос. Но не таким языком говорить о Боге и даже о природе власти. Язык попсовый. Снять бы этот фильм не как исторический, а как фантастический - цены бы ему не было.