![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Голландия. Непричесанная и зимняя
Dec. 13th, 2012 01:38 pm
Вечный ремонт на площади перед Центральной станцией... и не только... Амстердам прихорашивается в несезонье.
( +24 )
Вечный ремонт на площади перед Центральной станцией... и не только... Амстердам прихорашивается в несезонье.
( +24 )
A Dirge for Prester John
Sep. 20th, 2011 02:52 pm...thank you to the anonymous student who once turned in a very bad poem about the priest-king in the East, and caused me to say to an empty office: Prester John deserves better.
Катерина Валенте удивительно соразмерна легенде о Пресвитере Иоанне, которую она собирает и раскладывает, как пасьянс или гадание. Как вы поверите, так вы и прочтете. Роман полон и средневековой любви к книге... или любви к средневековой книге? Он - словно ожившие маргиналии...
И не просто ожившие, живые... с нечеловеческими лицами, обычаями, судьбами. Но с человеческими сердцами, способными на любовь и страдание. И бессмертие.
Знакомые и неузнаваемые мотивы...
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. ...А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.
Love is hungry and severe. Love is not unselfish or bashful or servile or gentle. Love demands everything. Love is not serene, and it keeps no records. Love sometimes gives up, loses faith, even hope, and it cannot endure everything. Love, sometimes, ends. But its memory lasts forever, and forever it may come again. Love is not a mountain, it is a wheel. No harsher praxis exists in this world. There are three things that will beggar the heart and make it crawl—faith, hope, and love—and the cruelest of these is love.
( Read more... )
Катерина Валенте удивительно соразмерна легенде о Пресвитере Иоанне, которую она собирает и раскладывает, как пасьянс или гадание. Как вы поверите, так вы и прочтете. Роман полон и средневековой любви к книге... или любви к средневековой книге? Он - словно ожившие маргиналии...
И не просто ожившие, живые... с нечеловеческими лицами, обычаями, судьбами. Но с человеческими сердцами, способными на любовь и страдание. И бессмертие.
Знакомые и неузнаваемые мотивы...
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. ...А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.
Love is hungry and severe. Love is not unselfish or bashful or servile or gentle. Love demands everything. Love is not serene, and it keeps no records. Love sometimes gives up, loses faith, even hope, and it cannot endure everything. Love, sometimes, ends. But its memory lasts forever, and forever it may come again. Love is not a mountain, it is a wheel. No harsher praxis exists in this world. There are three things that will beggar the heart and make it crawl—faith, hope, and love—and the cruelest of these is love.
( Read more... )
Недосказанность
May. 30th, 2011 04:29 pmБесцельно забрела в книжный, и эта книжка буквально притянула меня, собственно другие и смотреть не стала. Коротенькая история, рассказанная в стихах, мощная и грозная в своей недосказанности. "Дом на холме" Нино Де Вита. Монохромные, графичные иллюстрации Симоне Масси.
На склоне дом заброшенный стоял.
Жалобно скрипели
двери, окна,
потолок и крыша.
Со временем дом превратился
в убежище для всякой живности.
Хмурым днём
в том доме появился мальчик.
Мало-помалу в доме все привыкли
к такому распорядку дня.
Животные прекрасно знали,
что на заре,
едва войдя,
он дверь запрет,
а вечером опять уйдёт.
Мальчик через день-другой
к ним тоже привязался всей душой.
И вот однажды мальчик не вернулся…
На склоне дом заброшенный стоял.
Жалобно скрипели
двери, окна,
потолок и крыша.
Со временем дом превратился
в убежище для всякой живности.
Хмурым днём
в том доме появился мальчик.
Мало-помалу в доме все привыкли
к такому распорядку дня.
Животные прекрасно знали,
что на заре,
едва войдя,
он дверь запрет,
а вечером опять уйдёт.
Мальчик через день-другой
к ним тоже привязался всей душой.
И вот однажды мальчик не вернулся…
Do you put much of your childhood in your books? No, very rarely, for two reasons. First because it would be what I always derisively call ‘a loving re-creation of childhood’ – an adult exercise in nostalgia – where children are entirely forward-looking. It does not interest most children in the least what their parents or grandparents did as children – most of them would be surprised to find that the adults they know ever were that young. They have no historical sense and can’t wait to grow up. I think it is this futurewards orientation that I find most congenial about children’s minds; but a lot of substandard didactic writers do nevertheless insist on writing books about ‘growing up’. When I meet these kind of books, or those of the ‘loving re-creation’ school, I must confess that I reach for my gun. This is absolutely not the right approach.
( Read more... )
( Read more... )
Совершенно невероятная книга, открывающая необъятные видения рая и ада и смерти и творения... но камерная, интимная, человечная.
I wanted the main character, Cal, to have such an extraordinary experience on his entry into the world that we, through that experience, would understand for the rest of the book that this was a world worth saving, you know? Now, had he gone into that world, picked up an enchanted sword and chopped goblins to pieces, I would have thought, 'Fuck it... Who the fuck cares? What's the use of preserving that?'
Неописуемая... иллюзии могут обернуться реальностью, а реальность - выдумкой... девица станет драконом, а дракон - павшим рыцарем... ангел - смертным ужасом... или все же ангелом...
There is no first moment; no single word or place from which this or any other story springs.
The threads can always be traced back to some earlier tale, and to the tales that preceded that: though as the narrator's voice recedes the connections will seem to grow more tenuous, for each age will want the tale told as if it were of its own making.
Thus the pagan will be sanctified, the tragic become laughable; great lovers will stoop to sentiment, and demons dwindle to clockwork toys.
Nothing is fixed. In and out the, shuttle goes, fact and fiction, mind and matter, woven into patterns that may have only this in common: that hidden amongst them is a filigree which will with time become a world.
It must be arbitrary then, the place at which we chose to embark.
Somewhere between a past half forgotten and a future as yet only glimpsed.
The threads can always be traced back to some earlier tale, and to the tales that preceded that: though as the narrator's voice recedes the connections will seem to grow more tenuous, for each age will want the tale told as if it were of its own making.
Thus the pagan will be sanctified, the tragic become laughable; great lovers will stoop to sentiment, and demons dwindle to clockwork toys.
Nothing is fixed. In and out the, shuttle goes, fact and fiction, mind and matter, woven into patterns that may have only this in common: that hidden amongst them is a filigree which will with time become a world.
It must be arbitrary then, the place at which we chose to embark.
Somewhere between a past half forgotten and a future as yet only glimpsed.
Книга о потерянном рае... но не о добре и зле, а о человеке...
I don't believe some abstract evil is screwing our lives up, we screw up our own lives. Other human beings screw our lives up for us and we sometimes aid them by voting for them. I don't believe there's some great malfeasance that means us nothing but harm. Chance, circumstance, accident, but mainly human malice are what bring us down.
И при всей переменчивости обличий добра и зла - искренняя и нравственная...
И, несомненно, аллегория... но и живое воспоминание, человеческое чувство и подлинная история.
Книга масштабно задуманная... единственная напомнила мне Властелина колец... (хотя эта история выстроена совсем не так, как та история, которую стремился воссоздать Толкиен...) но всего лишь обрывок, недосказанный фрагмент...
И, несомненно, аллегория... но и живое воспоминание, человеческое чувство и подлинная история.
Книга масштабно задуманная... единственная напомнила мне Властелина колец... (хотя эта история выстроена совсем не так, как та история, которую стремился воссоздать Толкиен...) но всего лишь обрывок, недосказанный фрагмент...
Weaveworld is full of unrequited enquiries. <...> For all its length and elaboration, the novel does not attempt to fill in every gap in its invented history. Nothing ever begins, its first line announces; there are innumerable stories from which this fragment of narrative springs; and there will be plenty to tell when it's done. Though I get requests aplenty for a sequel, I will never write one.
Книга о потерянном рае... но вовсе не о Боге, ангелах, религии...
Здесь все навсегда связано с человеком. Даже творение и гибель миров... That which is imagined need never be lost. Разрушить то, что любил, а затем возненавидел - свой потерянный рай,- можно только разрушив себя самого. Если для уничтожения Страны Чудес нужно пролить кровь, это всегда - твоя кровь...
Книга современная... но питающаяся легендами и переосмысленной в ходе человеческой истории религией. И непреходящая.
Здесь все навсегда связано с человеком. Даже творение и гибель миров... That which is imagined need never be lost. Разрушить то, что любил, а затем возненавидел - свой потерянный рай,- можно только разрушив себя самого. Если для уничтожения Страны Чудес нужно пролить кровь, это всегда - твоя кровь...
Книга современная... но питающаяся легендами и переосмысленной в ходе человеческой истории религией. И непреходящая.
Tales of Paradise Lost are central to our culture, of course; we are all exiles from some place of bliss...
...
The longing for the other place. Yes, obviously that intention was there from the beginning... the feeling is that there is a home which is even more fundamental than the home where you were born, that maybe we have, prenatally, an image of Eden, or of a perfect place, or a place where we may be perfectible.
...
We live, it seems to me, in a society in which meaning is being drained away, in which metaphysical significance is under siege…150 years ago, our sense that the world was a watch and God was the watchmaker would have been very strong. Now, we... are born into a world in which the atom bomb exists... in which AIDS is rampant. We live in a world in which fear and anxiety are commonplace. On one curious level, one of the ways that people have responded to this high level anxiety is not to search. I don't see a massive explosion of genuine metaphysical enquiry, I see Jonestown kind of things; I see cults and eruptions of California-ese… Relating that to the fears that I have and the hope that I have, my fears are finely related to the death of meaning... One of the things that 'Weaveworld' is about is meaning being frail in the world, a frail thing subject to forgetfulness. The major theme of 'Weaveworld' above all is memory. It's about how you hold on to something that you had when you were a child, the knowledge you had as a child, how we as a species hold on to a kind of optimism which we remember. How we have a memory of Eden, a 'race' memory, a subconscious memory of Eden.
...
What I'm trying to do in this book is make a fantasy about why we want fantasy.
...
The longing for the other place. Yes, obviously that intention was there from the beginning... the feeling is that there is a home which is even more fundamental than the home where you were born, that maybe we have, prenatally, an image of Eden, or of a perfect place, or a place where we may be perfectible.
...
We live, it seems to me, in a society in which meaning is being drained away, in which metaphysical significance is under siege…150 years ago, our sense that the world was a watch and God was the watchmaker would have been very strong. Now, we... are born into a world in which the atom bomb exists... in which AIDS is rampant. We live in a world in which fear and anxiety are commonplace. On one curious level, one of the ways that people have responded to this high level anxiety is not to search. I don't see a massive explosion of genuine metaphysical enquiry, I see Jonestown kind of things; I see cults and eruptions of California-ese… Relating that to the fears that I have and the hope that I have, my fears are finely related to the death of meaning... One of the things that 'Weaveworld' is about is meaning being frail in the world, a frail thing subject to forgetfulness. The major theme of 'Weaveworld' above all is memory. It's about how you hold on to something that you had when you were a child, the knowledge you had as a child, how we as a species hold on to a kind of optimism which we remember. How we have a memory of Eden, a 'race' memory, a subconscious memory of Eden.
...
What I'm trying to do in this book is make a fantasy about why we want fantasy.
Возвращение к предисловию
Apr. 1st, 2010 12:21 amПомню окно в фермерском доме в Северном Уэльсе, у которого был подоконник из побеленного камня, такой глубокий, что я до шести лет умещался на нем целиком и сидел, подтянув колени к подбородку. Из этого потаенного места мне открывался вид на яблоневый сад за домом. В то время сад казался мне большим, хотя, оглядываясь назад, я понимаю, что там было не больше двадцати деревьев. В жаркие дни после полудня фермерские кошки, утомленные ночной охотой, приходили туда подремать, а я высматривал в высокой траве яйца, оставленные заблудившимися курами. За садом была невысокая стена, поросшая старым мхом, за стеной — широкий колышущийся луг, где паслись овцы, и совсем уже вдалеке таинственно синело море.
Понятия не имею, несколько эти воспоминания соответствуют действительности. С той поры, когда я мог поместиться в оконной нише, прошло почти сорок лет. Фотографии, сделанные моими родителями в то далекое лето, все еще смотрят с ветхих страниц их фотоальбома, но они маленькие, черно-белые и не всегда четкие. Есть даже пара снимков со спящими кошками. Но нет ни сада, ни стены, ни луга. И окна, на котором я сидел, тоже нет.
Возможно, на самом деле не так уж важно, верны ли мои воспоминания; важно то, как сильно они меня трогают. Я до сих пор вижу это место во сне, а когда просыпаюсь, явственно помню каждую деталь. Запах ночника, который мать ставила на комод в моей спальне, тени под деревьями, тепло и тяжесть яйца, найденного в траве и доставленного на кухню, словно драгоценное сокровище. Эти сны представляют все доказательства, которые мне нужны. Я уже был там однажды, безгранично счастливый. И я верю, что окажусь там снова, хотя не могу объяснить, каким образом.
Того фермерского дома больше нет, кошки умерли, сад выкорчевали. Но я все равно попаду туда.
* * *
Если вы уже прочитали книгу, вы уловили сходство ее идей с этим отрывком автобиографии. Да, конечно, в романе говорится и о магии, и о пустых обещаниях, и об ангельском суде, однако суть истории в том, что герои вспоминают — или не могут вспомнить — увиденный мельком рай.
Понятия не имею, несколько эти воспоминания соответствуют действительности. С той поры, когда я мог поместиться в оконной нише, прошло почти сорок лет. Фотографии, сделанные моими родителями в то далекое лето, все еще смотрят с ветхих страниц их фотоальбома, но они маленькие, черно-белые и не всегда четкие. Есть даже пара снимков со спящими кошками. Но нет ни сада, ни стены, ни луга. И окна, на котором я сидел, тоже нет.
Возможно, на самом деле не так уж важно, верны ли мои воспоминания; важно то, как сильно они меня трогают. Я до сих пор вижу это место во сне, а когда просыпаюсь, явственно помню каждую деталь. Запах ночника, который мать ставила на комод в моей спальне, тени под деревьями, тепло и тяжесть яйца, найденного в траве и доставленного на кухню, словно драгоценное сокровище. Эти сны представляют все доказательства, которые мне нужны. Я уже был там однажды, безгранично счастливый. И я верю, что окажусь там снова, хотя не могу объяснить, каким образом.
Того фермерского дома больше нет, кошки умерли, сад выкорчевали. Но я все равно попаду туда.
* * *
Если вы уже прочитали книгу, вы уловили сходство ее идей с этим отрывком автобиографии. Да, конечно, в романе говорится и о магии, и о пустых обещаниях, и об ангельском суде, однако суть истории в том, что герои вспоминают — или не могут вспомнить — увиденный мельком рай.
