![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
О страхах и снах
Jan. 31st, 2011 06:31 pmБаркер определяет жанр, в котором пишет не как хоррор, а как метафизическую фэнтези. Когда сама я билась подобрать определение его книгам я, кажется, говорила "философская" или "мистическая", но тут же была вынуждена делать оговорки. "Метафизическая" - это правильное слово.
Поэтому даже роман "Великое и тайное шоу" (переведенный на русский как "Явление тайны"), показавшийся мне самым шокирующим и страшным из всех прочитанных мною книг Баркера, не совсем триллер. Он об ужасе, да, но этот ужас не имеет материального воплощения. Почти...
Это книга про мечты и про сны. И для меня самое страшное в романе - когда они обретают плоть, переплавляя и само человеческое тело в собственное подобие.
Баркер говорит: "Действие романа в основном - я бы сказал, на 90% - разворачивается в реальном мире... Но вы ведь знаете, какова моя реальность. Моя реальность ежеминутно открыта для трансформаций и преображения - это мир, томимый призраками и видениями, осажденный чудесами и демонами, и они могут нахлынуть при малейшем попущении... В "Книгах Искусств" меня поглощает мысль о спектакле, разыгрывающемся в сновидениях, - о том, что происходит с нами в течение 25 лет жизни, пока мы спим и видим сны. Ведь человеческая психология так сложна. Мы непрестанно рассказываем самим себе истории. А история, рассказанная в "Великом и тайном представлении", оказывается созвучной и миру за пределами сна. Другими словами, в первой "Книге Искусств" нам мельком (ведь неоглядная часть истории еще впереди) открывается понимание того, что сон - это дверь, а сны и мечты - нечто большее, чем обыденный вымысел, которым люди тешат себя. Сны включены в матрицу мифологем, и поэтому так захватывают меня - в них можно отыскать ключ к спасению. Вот поэтому я люблю и ценю подобные истории - как руководство по выживанию."
"The bulk of the book - I would say 90% - takes place in the real world. Only 10% takes place in Quiddity. But you know what my reality is like. My reality is open every minute to transformations, to transfigurations - a ghost haunted, vision haunted world in which magic and demonic doings can erupt at the slightest invitation... What preoccupies me in The Art is the idea of the dream show, what happens to us in the 25 years of our lives when we sleep. Our psychologies are so complex. We are telling stories to ourselves all the time. In the Great And Secret Show, the story is one which turns out to have a relevance beyond the realm of sleep. In other words, what we discover in the first book (albeit briefly, because there's a huge story yet to be told) is that sleep is a door, that dreams are more than casual fictions we whip up for our own delectation. Dreams are part of a matrix of mythologies where we are given clues for our survival and that intrigues me immensely. It's one of the reasons I love this kind of fiction. I value it because it's a manual for survival."
Но Баркер неоднозначен, и то, что воплощало неизъяснимый ужас, может обернуться благодатью... ведь речь идет о человеческом бытии. Поэтому в последних строках романа боль и радость сплавлены в единое томление:
Поэтому даже роман "Великое и тайное шоу" (переведенный на русский как "Явление тайны"), показавшийся мне самым шокирующим и страшным из всех прочитанных мною книг Баркера, не совсем триллер. Он об ужасе, да, но этот ужас не имеет материального воплощения. Почти...
Это книга про мечты и про сны. И для меня самое страшное в романе - когда они обретают плоть, переплавляя и само человеческое тело в собственное подобие.
Баркер говорит: "Действие романа в основном - я бы сказал, на 90% - разворачивается в реальном мире... Но вы ведь знаете, какова моя реальность. Моя реальность ежеминутно открыта для трансформаций и преображения - это мир, томимый призраками и видениями, осажденный чудесами и демонами, и они могут нахлынуть при малейшем попущении... В "Книгах Искусств" меня поглощает мысль о спектакле, разыгрывающемся в сновидениях, - о том, что происходит с нами в течение 25 лет жизни, пока мы спим и видим сны. Ведь человеческая психология так сложна. Мы непрестанно рассказываем самим себе истории. А история, рассказанная в "Великом и тайном представлении", оказывается созвучной и миру за пределами сна. Другими словами, в первой "Книге Искусств" нам мельком (ведь неоглядная часть истории еще впереди) открывается понимание того, что сон - это дверь, а сны и мечты - нечто большее, чем обыденный вымысел, которым люди тешат себя. Сны включены в матрицу мифологем, и поэтому так захватывают меня - в них можно отыскать ключ к спасению. Вот поэтому я люблю и ценю подобные истории - как руководство по выживанию."
"The bulk of the book - I would say 90% - takes place in the real world. Only 10% takes place in Quiddity. But you know what my reality is like. My reality is open every minute to transformations, to transfigurations - a ghost haunted, vision haunted world in which magic and demonic doings can erupt at the slightest invitation... What preoccupies me in The Art is the idea of the dream show, what happens to us in the 25 years of our lives when we sleep. Our psychologies are so complex. We are telling stories to ourselves all the time. In the Great And Secret Show, the story is one which turns out to have a relevance beyond the realm of sleep. In other words, what we discover in the first book (albeit briefly, because there's a huge story yet to be told) is that sleep is a door, that dreams are more than casual fictions we whip up for our own delectation. Dreams are part of a matrix of mythologies where we are given clues for our survival and that intrigues me immensely. It's one of the reasons I love this kind of fiction. I value it because it's a manual for survival."
Но Баркер неоднозначен, и то, что воплощало неизъяснимый ужас, может обернуться благодатью... ведь речь идет о человеческом бытии. Поэтому в последних строках романа боль и радость сплавлены в единое томление:
Они стояли на краю озера, но, конечно же, это был не Мичиган. Это была Субстанция. Мысль о ней причиняла боль. Так болит всякая живая душа, когда ее коснется тихий шепот моря снов. Но они, видевшие это море наяву и знавшие, что оно реально, чувствовали боль резче и острее.
До рассвета оставалось недолго, и с первыми лучами солнца они отправились спать. Но пока свет не рассеял чары воображения, они стояли в темноте и ждали со страхом и с надеждой, что то, другое, море позовет их на свои берега.
До рассвета оставалось недолго, и с первыми лучами солнца они отправились спать. Но пока свет не рассеял чары воображения, они стояли в темноте и ждали со страхом и с надеждой, что то, другое, море позовет их на свои берега.
Осколки Имаджики
Aug. 15th, 2010 01:04 amВ соответствии с фундаментальным учением Плутеро Квексоса, самого знаменитого драматурга Второго Доминиона, в любом художественном произведении, сколь бы ни был честолюбив его замысел и глубока его тема, найдется место лишь для трех действующих лиц. Для миротворца – между двумя воюющими королями, для соблазнителя или ребенка – между двумя любящими супругами. Для духа утробы – между близнецами. Для Смерти – между влюбленными. Разумеется, в драме может промелькнуть множество действующих лиц, вплоть до нескольких тысяч, но все они не более чем призраки, помощники или – в редких случаях – отражения трех подлинных, обладающих свободной волей существ, вокруг которых вертится повествование. Но и эта основная троица не сохраняется в неприкосновенности – во всяком случае, так он учил. С развитием сюжета три превращается в два, два – в единицу, и в конце концов сцена остается пустой.
Так начинается "Имаджика" Клайва Баркера... и на протяжении романа, то те же самые, то новые, будут возникать и распадаться эти треугольники. Зеркальные отражения или иллюзии, симметрия или единство противоположностей. Живая геометрия романа вскоре уже не будет поддаваться определению. Великий сюжет, история миров и богов... история, которая пожирает своих героев. И в конце концов сцена остается пустой.
Роман противоречивый, но все же сплавляющий воедино ( столь многое... )
Роман противоречивый, но все же сплавляющий воедино ( столь многое... )
