...вся такая противоречивая...
Jul. 18th, 2010 01:19 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Есть у меня странная идиосинкразия - я не люблю стилизации и литературной обработки. Кроме тех случаев, когда я ее обожаю. При этом грань непредсказуема, пожалуй, для любого, кроме меня самой. Я обожаю Нила Геймана, Умберто Эко, Томаса Манна... но бросила, не дочитав, Михаила Шишкина, с отвращением вспоминаю Бориса Акунина, "Лавинию" Ле Гуин, не испытываю чрезмерно теплых чувств к "Баудолино"... не говоря уже о девчачьих пересказах сказок типа "Востока" Эдит Патту (повелась на красивую обложку) и "Goose Girl" Shannon Hale (мне попался в букинисте сигнальный экземпляр, не могла не цопнуть). Хотя к пишущей в том же жанре Juliet Marillier я отношусь вполне благосклонно, а Catherynne Valente и вовсе нежно люблю.
Объяснить, в чем разница между этим люблю-нелюблю, я не могу (и собственно надеюсь, что кто-нибудь сформулирует за меня). Но что безотказно отталкивает, так это: ходульные персонажи, чрезмерная серьезность и несбалансированность или несовместимость жанров. (Так в "Баудолино" мой организм отказывается воспринимать смесь рыцарского романа и гротеска в духе "Гаргантюа и Пантагрюэля").
Ну и примерно об этом, мне кажется, пишет Урсула Ле Гуин, когда сетует на то, что фантазия превратилась в товар и «рисковать» больше не желает:
Объяснить, в чем разница между этим люблю-нелюблю, я не могу (и собственно надеюсь, что кто-нибудь сформулирует за меня). Но что безотказно отталкивает, так это: ходульные персонажи, чрезмерная серьезность и несбалансированность или несовместимость жанров. (Так в "Баудолино" мой организм отказывается воспринимать смесь рыцарского романа и гротеска в духе "Гаргантюа и Пантагрюэля").
Ну и примерно об этом, мне кажется, пишет Урсула Ле Гуин, когда сетует на то, что фантазия превратилась в товар и «рисковать» больше не желает:
«она более ничего не изобретает и не импровизирует, но, напротив, старательно имитирует и упрощает. И всё чаще старинные сказки и легенды лишаются своей изначальной интеллектуальной и этической ценности и сложности, активные действия героев превращаются, по сути дела, в насилие, сами герои — в тупых марионеток, а изрекаемые ими истины — в сентиментальную пошловатую банальность. Герои размахивают своими мечами, лазерами, волшебными палочками совершенно механически, стремясь лишь добиться цели и получить искомую выгоду — в точности как комбайн в поле, старательно, до последнего колоска, убирающий урожай. В высшей степени странные, если не сказать тревожные, даже аморальные действия почему-то оправдываются, их всячески стараются представить понятными и безопасными. Истории, в которые рассказчики некогда вкладывали всю душу, механически копируются и оснащаются стереозвуком. Народная мудрость низводится до положения детской игрушки, сделанной из яркой пластмассы, широко разрекламированной, проданной, сломанной, починенной… Да и вообще легко заменимой на новую.
И главное, на что рассчитывают подобные упростители фантазии (и нещадно эксплуатируют это) — на мощную, почти немыслимую силу воображения читателя, ребёнка или взрослого, способную вдохнуть жизнь даже в мёртвые предметы «сказочной индустрии», во всяком случае, в некоторые из них и хотя бы ненадолго».
И главное, на что рассчитывают подобные упростители фантазии (и нещадно эксплуатируют это) — на мощную, почти немыслимую силу воображения читателя, ребёнка или взрослого, способную вдохнуть жизнь даже в мёртвые предметы «сказочной индустрии», во всяком случае, в некоторые из них и хотя бы ненадолго».